... еще поднимаясь по лестнице, я услышал звуки истошно перекрикивающих друг друга героинь "Сейлор-мун".

Девочка даже не повернула голову, когда я вошел в комнату, лежала на ковре, болтая ногами. Чисто Алиса из кэрроловской сказки, даже платьице голубого цвета, но в отличие от своего викторианского собрата - коротенькое и задравшееся совсем неподобающим для юной леди образом. Я проследил взглядом незагорелые молочно-сливочные подколенные ямочки, бедра и самый краешек пухлой попки...

Вздохнул, осмотрел комнату, ну конечно. Полный разгром, посередине гордо красуется замок из диванных подушек, увенчанный сверху флагштоком с порхающим кружевным платком. Вокруг недоделанные раскраски, фломастеры, некоторые незакрытые, куклы в ворохе тряпочек - видимо, роль дизайнера одежды моей девочке пришлась по вкусу, и рассыпанная коробка с дисками. Экранная Сейлор-мун как раз заканчивала трансформацию из школьницы-Бани в воина в матроске, когда я решительно нажал на play-off.

- Папочка пришел!!! - маленький вихрь в то же мгновение повис на моей шее. Я уткнулся носом в золотистые завитки волос, выбившиеся из косичек и почувствовал, что теряю голову от нежности.

Моя взбалмошная, ветреная, капризная, неусидчивая, маленькая девочка...моя девочка. Аккуратно переступая через содом-и-гоморру камерных размеров, дошел до дивана, не выпуская Веру из охапки и сел, посадив ее на колени.

- Скучала?

- Угу. - проговорила она неразборчиво, уткнувшись лицом в мою рубашку. Маленькие пальчики нежно водили по моей шее, лицу. Я закрыл глаза и расслабился впервые за весь этот длинный тяжелый день. Даже беспорядок вокруг не мешал мне; расчувствовавшийся папочка - то еще зрелище. Легчайший способ меня умилостивить - накинуться с объятиями и поцелуями, ни о чем не давая думать кроме них. И кто как не мой хитрый лисенок об этом прекрасно осведомлен?

-А чем ты занималась помимо просмотра мультиков? - подпустил я в голос немного строгости и распрямился, так что ей волей-неволей тоже пришлось сесть ровно.

- Рисовала, - она начала загибать пальчики, - сочиняла истории, почитала чуточку, (я отметил раскрытые пособия по исторической реконструкции для детей), пекла печенье...

Здесь я мысленно застонал. Лучше даже не заходить на кухню после экзерсисов малышки. Иначе кое-кто точно не отделается несколькими шлепками.

- Разве мало? - Вера закусила нижнюю губку и умильно заглянула мне в глаза. Так смотрят маленькие бархатистые щеночки, радостно виляющие хвостиком.

- Уроки ты сделала?

- Да...

Что-то в ее тоне мне не понравилось, и я внимательно оглядел комнату в поисках розового рюкзака. Тот стоял у входа, застегнутый и топорщащийся всякой всячиной.

- И рюкзак успела собрать? Ничего не забыла?

- ну...дааа...

Я снял ее с коленей, подошел к рюкзаку и понес его в спальню Веры, она засеменила следом с прорывающимися сквозь напускное спокойствие испугом.

- Доставай дневник с домашним заданием. Будем проверять.

Конечно, я уже догадался, что никаких уроков она не делала, поддавшись "меланхолии" - недавно подцепленное ею невесть где словечко - и лени. Как всегда. Мне нещадно приходилось ее гонять по заданным урокам, а в конце триместра все равно приходить в школу и просить учителей позволить моей хитрой лисе сдать контрольные. Которые она писала блестяще и получала таки честно заслуженные отлично, хотя и вертелась во время проверки так, будто сидела на горячей сковородке. Все-таки жесткие сидения школьных парт мало приспособлены к накануне высеченным попкам учениц...

- Я...не могу.

"Если скажет что потеряла дневник, забыла или отдала учителю, выпорю так, что неделю не сядет", - мрачно подумал я. И, видимо, так строго на нее взглянул, что она всхлипнула и, опустив голову, призналась:- я не сделала дз... Ну зачем, а? Глупые примеры, глупые упражнения, ничего нового...

- Ты прекрасно осведомлена, что все примеры и задачи оттачивают целый комплекс необходимых для настоящей принцессы навыков. Ведь ты у меня настоящая? - посмотрел я сверху вниз на поникшую макушку.

Вера мешкала с ответом - куда проще было бы ответить отрицательно и законно избавить себя от добровольного занятия уроками, но она не могла, так как знала цену слову, как и то, что домашку сделать придется.

- Настоящая я! - буркнула наконец. Вид у нее был такой, что весь мир виновен перед ней, а так как принцесса она, то мир еще понесет наказание. Но в данной ситуации сначала придется отдуваться ее попке. "Как там было? Наказывать надо сразу, иначе дети забывают за что их отшлепали? Ох уж эта педагогика".

- Так, пока я готовлю ужин, ты убираешься в комнате, можешь под мультик. Когда я закончу, в комнате должен быть порядок. После займемся уроками и... твоим воспитанием.

***

Принцесса-то она принцесса, но разве у принцесс не бывает плохих дней? Если они случаются, настоящие принцессы казнят кого ни попадя, буйствуют и кутят, идут на вы со всеми соседями, и уж точно не учат ненавистные уроки, заданные в двойном объеме вредным учителем географии! Вот и Вера, разозлившись на весь мир, не стала садиться за письменный стол, а раскрыла любимого Вальтера Скотта, пририсовала феям в раскрасках луки со стрелами за спиной, напекла и съела множество печений, так что заболел живот, и весь вечер провела за просмотром аниме вперемешку с горестным нытьем. Час прихода любимого папочки неумолимо приближался, и ей казалось с каждой минутой, что дневник просвечивает сквозь рюкзак, и ярче всех страниц пульсирует последняя - с двойкой за нерадивость и непослушание.

За двойку полагалась долгая нотация, стояние в углу и порка.

- Если бы я Вас воспитывал, - сообщил ей учитель географии, ставя размашистую подпись рядом с замечанием, - то Вы бы у меня легко не отделались.

- Если бы Вы меня воспитывали, то я бы от Вас сбежала в тот же день, - не успев подумать, выпалила Вера.

И дело завершилось вызовом к директору и замечанием уже от него.

События прошедшего, долгого и тяжелого дня заставляли Веру после уборки беспокойно ёрзать на стуле в нетерпеливом ожидании и нервно грызть ногти - еще одна ужасная привычка. Девочка, впрочем, помимо обгрызания ногтей, натворила гораздо худшее - она не слушалась и грубила. От одного только воспоминания об этом ее личико начинало пылать, а под ложечкой ныла и сворачивалась тянущаяся как манная каша с комочками и такая же противная смесь страха, стыда и в самом дальнем уголке - сожаления и вины.

Ладно, ладно - напевала, возвращаясь из школы домой, - вечером придет мой папочка, уж он-то в отличие от старого лысого учителя, знает как воспитывать непослушных принцесс, пусть даже те ненастояяяящие - на этом моменте у нее лились слезы, - И все будет как надо! И он защитит меня, он всё умеет и всегда знает как нужно! И он знает, что я принцесса, напоминает мне сам об этом, и ему не нужно объяснять, как надо обращаться с принцессами, и что они вовсе не должны чувствовать себя обиженными на весь свет!

А теперь, сидя на диване, ловя носиком дивные запахи, доносящиеся с кухни, в ожидании, когда ее позовут, Вера старалась не думать, что причина всех несчастий - ее поведение, что она не слушалась, грубила и - венец кошмаров - лгала!

Она вовсе не хотела лгать - слишком хорошо помнила, как расстраивался от этого папочка. И как он ее сек - по самым больным местам! И как молча потом уходил, а она скреблась ночью в дверь его комнаты и заливалась слезами пуще прежнего, горше горького, когда он ее укачивал, прощая...А мог однажды и не простить.

Эта мысль ледяной змейкой обвивала ее сердечко, заставляя Веру вздрагивать и ежиться. Она то и дело смотрела на часы, висящие над камином - обязательный элемент гостиной в доме с маленькими девочками. Пока, наконец, дверь кухни не распахнулась и оттуда не вышел папочка, с подносом в руках. На подносе были тарелки с быстро готовящимся любимейшим тыквенным супом, нарезанное тонкими ломтиками мясо и хлебцы... Вера только сейчас поняла, как она голодна. Даже печенье забылось.

- Расскажи мне, детка, - мягко произнес я, когда порозовевшая от удовольствия Вера уже доедала свою порцию. Мне хотелось ее и себя утешить чем-то вкусным, и суп пришелся весьма кстати, - просто расскажи.

Она сползла со стула, ушла и вернулась уже с дневником.

- Я сразу к делу - пробормотала явно подслушанное у меня выражение.

В графе этого дня стояла ехиднейшая двойка по географии и поведению, а внизу страницы - два замечания, сразу от учителя и директора, основной смысл которых заключался в том, что самостоятельно Вера свое поведение корректировать не может, а значит в школу для беседы приглашаюсь я.

Я представил, как на протяжении часа мне придется выслушивать прописные истины о недисциплинированности, неисполнительности, грубости моей девочки: "Вы же понимаете, мы не можем лишиться такой ученицы - она умненькая, талантливая девочка, но...Возможно, Вам следует изменить педагогические методы?"

Несмотря на свою экспериментальность, школа не имела право проводить телесные наказания. Но зато щедро сыпала советами, как их проводить родителям. Вопрос этот регулярно поднимался на родительских собраниях, а результатом был статус одной из лучших школ города. Попасть в эту школу - предел мечтаний многих, Вере и мне повезло. А вот удержаться?..

Меня захлестнула волна негодования. Я уже раскрыл рот, чтобы строго приказать Вере начать готовиться к наказанию, но отметил серые полоски на ее щеках, припухшие красные глаза и общий нездоровый вид. Она много плакала, не стоит усугублять и без того тяжелый момент...


- Иди сюда, - я обнял ее и притянул к себе, так чтобы она стояла между моих колен. В этой позе Вере сложно было расслабиться - слишком близко ко мне она находилась. Неосторожное, дерзкое слово, и она сразу же ляжет в отк, а руки, чтобы не сопротивлялась, я уже давно научился фиксировать.

Она подняла голову - глаза смотрели прямо, но без вызова, а с какой-то грустной, совсем взрослой тоской.

- Мне не интересно... Все это.- слова шли из нее медленно, - мне не интересно учить то, что не пригодится, то, что можно найти онлайн, я не хочу забивать голову ненужными знаниями и тратить время на объяснение с теми людьми, которые не могут понять такие элементарные вещи.

Я, пока еще молча, гладил ее руки. Она шла против правил, мы оба знали это, но в первый раз я не решался положить бунту конец. Вера делала нечто больше, чем признание - и даже покаяние. Она раскрывала передо мной душу, и глупцом я буду, если...

- Ты знаешь, что тебе интересно?

- Да, - улыбнулась.- и я даже отвечу, кем хочу стать. Писателем.

- Это-то я знаю давно, забитые книжные шкапы - лучшее доказательство намерения стать человеком... Интеллектуально одаренным ... Хм.

- Reflechir est un travail intellectuel?

- Это по-французски? Что-то про работу?

- Ну я просто хочу сказать, что размышления, рассуждения, анализ и сбор данных мне гораздо ближе, чем география. Я не спорю, лекции про страны и особенности истории, экономики, политики, мне могут пригодиться, да и в конце концов, это нужно знать. Но расшифровку минералов? Контурные карты? Зачем? Зачем делать абсолютно тупую работу по заполннию таблиц? Такое чувство, что нас готовят к бухгалтерской деятельности... К должностям клерков...на всех предметах. Я не хочу. Я задыхаюсь среди этих значков. Я не хочу знать,

Она прижимала руку к горлу - естественным жестом. И я понял, что ей на самом деле больно.

Искренняя, порывистая, живая и воздушная, Вера совершенно не умела лгать про что-то имеющее отношение к человеческой душе. И надо было совершенно срочно ей помочь.

- Знаешь, почему ты принцесса?

- Потому что ты меня так называешь ?

- Нет. Потому что ты она и есть. И все это, - я обвел рукой комнату, - я создал для того, чтобы ты сама ощутила в себе ее. Принцесс пичкают зачастую бесполезными знаниями, с их точки зрения... Но ты же не думаешь, что программы - именно программы, не расписание- составляется дураками?

- Зачем мне контурные карты? Я буду писать, не рисовать.

Вместо ответа я вышел, повернул в свою спальню, и вернулся через минуту с книгой в руке.

- Смотри, - это был оригинал "Властелина колец"Толкина, я открыл сразу приложения - с картами, нарисованными от руки самим Сказочником..

- О-о, - у Веры захватило дух. - И он сам их нарисовал?

- Некоторый иллюстративный материал делался, конечно, художниками, но в основном да. А ведь он был филологом, профессором английской литературы, но он создавал новые языки, рисовал, изучал историю, чтобы его мир сделался настоящим - от и до. Чтобы читатель, разрезая страницы, проваливался в этот мир, забывая о реальном, не чувствуя ни фальши, ни того тупого ощущения неправильности, когда стоит только отвести взгляд от экрана - попадаешь на вид своего письменного стола. Толкин был творцом.

-Значит ли это, что писатели - боги?

Я не удивился этому вопросу : - Не все. Только создающие что-то принципиально новое. Форму. Цвета. Краски. Личностей. И нужно очень хорошо знать подробности и детали этой жизни, дабы создать новую...

- Трудно быть богом?

- Хорошим - трудно. Такому, которому не хочется сказать: "Тогда, господи, сотри нас с лица земли и создай заново более совершенными... или ещё лучше, оставь нас и дай нам идти своей дорогой."

—" Сердце мое полно жалости", — тихо подхватила Вера. — Я не могу этого сделать"...

Она отошла к окну. Белые мухи кружились в темно-синем небе, и ее лицо отражалось в стекле от падающего света настольной лампы. Тема вечера исчезла, я не знал, что сказать, только думал о том, что что-то изменилось безвозвратно.

- Я буду учиться, - решительно сказала она, не оборачиваясь.- Люди, небо, цветы, травинки, прорастающие сквозь камень, снег, страны, где его никогда не бывает и где он лежит круглый год... Все это в моих руках и в моей голове - белым пятном. Я буду закрашивать его вместе с теми, кто об этом уже знает.

- Зачем? - мне было любопытно. Я, кажется, не успел прочесть это еще в ничьих мемуарах.

- Чтобы быть. Чтобы мир стал осязаем.

Она раздевалась. Пальцы неловко расстёгивали молнию на платье, сдергивали его с плеч. На ней остался светло-голубой топ и трусики, которые она потянула к коленям.

- Вера... - желание ее наказать улетучилось, больше всего мне хотелось сейчас другого.

- Пожалуйста.- она переступила через сброшенное белье, и прикрывшись руками, стояла в круге света - маленькая, трогательная, сжавшаяся, - Пожалуйста... - и сглотнула.

Я показал ей рукой на диван и, сам не зная почему, отвернулся, когда она обнаженная пересекла комнату и улеглась, подложив под живот валик. Идти за тоузом или паддлом не хотелось.

Поэтому я снял ремень и сложил его в руке. Встанет на ребро - не страшно.

Она не изменила дыхания при нескольких шлепках ладонью. А когда я в треть силы ударил ее уже ремнем, прогнулась без звука.

Это было странно. Всегда при порке то всхлипы, то визги начинались почти сразу, сейчас же царило молчание- и только в паузах между ударами Вера втягивала в себя воздух со стоном через сжатые зубы.

- Кричи, не сдерживайся.

- Нннет.

- Кричи.- нутром я чувствовал, что сейчас ей это необходимо. Ягодицы были уже ярко-алыми, покрыты ровными кое-где пересекающимися полосами. Доводить ее до крика излишней болью не хотелось, и надо было - разрешить.

Она застонала. Сначала отрывисто, потом стоны слились в один. Втянула в себя край покрывала, как кляп, и снова затихла. Проверяет себя?

Нет, не сегодня.

Я взвесил в руке ремень и ударил пряжкой. Раз, второй, третий... И тогда она закричала.

***

- Принцесса... - ресницы ее слиплись от слез. Я принес из ванной полотенце, предварительно смочив его ледяной водой и положил на многострадальную попку. Надо бы сверху еще положить лед из специальных формочек в морозилке, но мне никуда не хотелось отходить. Разве что за мазью от синяков... Попозже.

Да и нужна ли мазь иссеченной до крови коже?

Я остановился только после десятого удара, когда она кричала, не переставая. Не мог сам понять, как. Что-то перестало на меня давить, барьер в груди погнулся, и все эмоции, таившиеся в глубине сердца, выплеснулись наружу.

- Как ты?

- Спасибо. - она усмехнулась, от этой усмешки сразу повзрослев на 10 лет.- Не могу сказать, что под конец нам удалось удачно доиграть до конца роли, философские разговоры и чтение Стругацких - явно не конек современных маленьких девочек, но... Я была впечатлена, да. Твоим педагогическим талантом.

- Современных. Ключевое слово.

- Это что, намек на мой возраст?- слезы моментально высохли и в глазах горел огонь праведного гнева. Ну, фурия...

- Это намек, что ты невероятна для современности, - я захохотал и повалил ее обратно. Она недовольно заерзала подо мной, да, этим местом и под грубой тканью джинсов сейчас не слишком-то комфортно, но мне жизненно важно было ее обнять.

Одной рукой я сжал ее грудь, другой быстро расстегнул ширинку. Воздух сгустился словно в грозу, волосы с ее затылка лезли пушистым облаком в лицо, и я уже не мог оставаться нежным. Ее нагота и покорная мягкость расплавляли меня самого и заставляли терять контроль. Погружаясь в нее, я чувствовал себя металлом в горниле, камнем, упавшим в воду. И ее жар, влага, окутавшая член, тело, лианами рук и ног ухитрившееся меня опутать в этой позе, затягивали все дальше на дно, в толщу воды, где светились белизной лишь наши тела, а весь мир погружен в ничего не означающую тьму.

***
...рано утром я мысленно записал себе напоминание начать учить французский и составить вместе с Верой карту нашего летнего путешествия .

Контурную.

Цветными карандашами.Спасибо! С удовольствием прочитала, мне очень понравилось.Как всегда, эмоционально.
.. Сейлормун.. Как я её хотел в детстве..:-))Великолепно, прелестно, вкусно! Прекрасная игра! Я поверила)Очень хорошо написано. Получила удрвольствие от чтения. Спасибо!Лучшее -- из всего, что я читал у вас, Шантрель.

Меня наконец-то покинуло ощущение, что вас слишком много...

Браво!Лучшее, что приходилось читать на тему Age-play

Удлиняюююююю ещё немножко удлинюююю)