22 апреля 2012 года
Москва, Россия

До сегодняшнего дня я и не думала открывать этот дневник. Точнее, до сегодняшней сессии. Впрочем, сессией – особенно после моих эскапад в Лондоне и не только – назвать это сложно. Сегодня это было… даже и не знаю, как назвать. Наверное, всё-таки дружеское общение с тематическими добавками. With benefits, так сказать.

На эту сессию я напросилась сама. Причем ещё как напрашивалась. Что со мной случилось впервые. В мейл-доме ситуация прямо обратная фемдому. Там дикая нехватка адекватных верхних дам, у которых отбоя нет от страждущих нижних мужчин. Здесь же столь же дикая нехватка качественных нижних (к которым я имею нескромность причислять и себя). У которых отбоя нет теперь уже от верхних мужчин. В общем, и тут, и там рулят дамы. Что очень и очень приятно.

Партнёром моим был некий доктор Раймонд. Не Тулузский (как и подобает французу, он католик латинского обряда, а никакой не катар). Просто Раймонд. Впрочем, никакой он и не француз. В его жилах течет какая угодно кровь – и финская, и шведская, и польская, и немецкая… кроме французской. И русской тоже.

При этом он со смехом показал мне свой советский паспорт (хранит как реликвию). Образца 1982 года. Тогда в общегражданском (внутреннем) паспорте ещё указывали национальность. Какую национальность я там увидела? Угадайте с трех раз. Русский, конечно. Ну, и фамилия, конечно, типично русская. Парвалайнен. Александр Александрович Парвалайнен.

Но я отвлеклась. Кстати, никакой он и не доктор. И даже не медик. В смысле медицинского диплома у него нет. Но в психологии разбирается получше любого психотерапевта (в своё время я на оных насмотрелась, когда меня мама в подростковом возрасте по врачам таскала). Проблемы у меня, видите ли, были. Были и сплыли, как вышла из подросткового возраста. Он консультант по стратегическому управлению бизнесом. Консультирует каких-то там больших шишек. Что позволяет ему и не напрягаться особо, и кататься по всему миру (только что вернулся из Вены – его любимого города). После Лондона (опять этот вездесущий Лондон).

Почему доктор? А потому, что постоянно – и совершенно бесплатно – помогает тематикам (и не только) решать их психологические проблемы. И не только психологические. Одна наша общая знакомая – из далекой Испании – назвала его мастером по ремонту поломанных игрушек. Большинство же верхних в России эгоисты законченные. Взял нижнюю, попользовался, поиграл и выбросил. Как надоевшую игрушку. И не только верхних. И не только в Теме.

А он эти игрушки подбирает. И ремонтирует. Причем, говорят, весьма успешно ремонтирует. Я лично знаю минимум двоих, кого он из петли вытащил. В буквальном смысле. Я как-то спросила его – когда мы сидели в Шоколаднице на Цветном бульваре - почему он это делает. Почему он тратит своё время и силы на это далеко не всегда благодарное занятие. Точнее, почти всегда неблагодарное.

Он посмотрел на меня удивительно мягким и теплым взглядом и спокойно ответил:

«Я просто выполняю свой христианский долг католика» И добавил. «Надеюсь, достаточно хорошего католика». Не уточняя, для чего именно достаточно хорошего.

И я ему поверила. Не знаю почему, но поверила. А потом мне просто до безумия захотелось, чтобы он меня выпорол. Даже и не только выпорол, а… вообще делал со мой всё, что ему захочется. Написала ему. И уговорила-таки.

Нет, я вовсе не собиралась (и не собираюсь) к нему под ошейник (не говоря уже о том, чтобы под венец). Он слишком мягок и осторожен для меня. И потом – он врач; а мне нужен палач. Жестокий, безжалостный палач. Впрочем, об этом ниже.

Мы встретились… на Чистых прудах, по-моему. И сразу поехали на Сухаревскую. В «гостиницу на час», которую он снял для нашей сессии. Впрочем, я уже тогда подозревала, что это будет не совсем сессия. Точнее, совсем не сессия. А нечто иное. Иное, но всё же… какое-то светлое, теплое, доброе и прекрасное. Может быть именно это и важно? А не как это назвать. И уж точно не насколько это соответствует придуманным кем-то канонам.

Когда мы ехали с ним в метро, на меня пялился какой-то небритый кавказец. Ну нравятся им миниатюрные пепельные блондинки, ну что тут поделать. И не только пепельные. Я взглянула на Раймонда и увидела, что он вполне в курсе ситуации. Я заглянула ему в глаза… и до сих пор не понимаю, нужно ли мне было ужасаться, или… радоваться, наверное.

В его глазах я увидела готовность убить. Не манию серийного убийцы, а спокойную готовность мужчины оборвать чужую жизнь, чтобы защитить женщину. Увидел это и кавказец. И очень быстро отвернулся.

Уже потом, когда мы шли от метро к гостинице, он ответил на не заданный мной вопрос.

«Меня учили убивать. Хорошо учили. Поэтому с тех пор ко мне – да и к тем, кто рядом со мной – никто даже не приближается. Ауру чувствуют. Если ты готов убивать, тебе можно не бояться уличной шпаны. Бояться нужно только профессионалов. К счастью, у меня не тот бизнес, чтобы опасаться профи».

В номер мы вошли вместе. Что было для меня необычно – раньше я всегда приходила к верхнему. Пусть и сессионному. И мне вдруг просто нестерпимо захотелось, чтобы они меня раздел. Что тоже было очень странно, ибо если я и раздевалась догола на сессии (что происходило нечасто), я всегда обнажалась спиной к верхнему.

У него удивительные руки. Он снимал с меня одежду, едва прикасаясь ко мне. Бархатно и нежно. Но всё равно я чувствовала, как от его рук струится удивительное, мягкое и доброе тепло. Волшебные руки. Руки целителя.

Оставшись обнаженной, я легла к нему на колено. В мою любимую позу ОТК. Для разогрева. Он начал нежно, но под конец, отвешивая мне последний десяток шлепков, лупил уже очень даже болезненно. Побольнее иного спанка.

Потом он мне рассказал, что уже давно занимается боевыми искусствами. Причем весьма экзотичными – всякие там бамбуковые палки, цепы, нунчаки. И плети. Которыми он легко перерубал дюймовые доски.

«Когда я пришёл в Тему» - улыбнулся он – «самой большой проблемой для меня было переставить удар. Ослабить, то есть. Меня ведь учили, извини, кости перерубать»


Где, когда и при каких обстоятельствах его этому учили, он не уточнял. А я не спрашивала. Меньше знаешь, лучше спишь. И спокойнее себя на сессии чувствуешь. Тем более, ни под ошейник, ни под венец, ни даже в постель я к нему не собираюсь. Последнее, впрочем, не столь очевидно. По крайней мере, пока.

Потом была собственно порка. Порол он меня ремнём. Мне с раннего детства хотелось, чтобы меня ремнем наказывал отец… которого у меня, по сути, не было. А доктор Раймонд… настолько прекрасно подходил на роль квазиотца (23 года разницы в возрасте, как-никак), что… в общем, ни о каком другом дивайсе и речи быть не могло.

Порол он меня сильно. Даже очень сильно. Потом синяки неделю не проходили. Хорошие такие синячищи. Почти на всю пятую точку. Мы с самого начала договорились, что пороть он меня будет бессчетно. В смысле, пока не сочтет необходимым остановиться. Меня это вполне устраивало. Подчинение, доверие, дополнительный вызов… всё вместе. Хотя удары я, конечно, считала. Просто ради интереса.

Двести двадцать шесть. Вот сколько я получила ударов. Увесистых таких ударов. Что же касается эффекта… может, я что-то не понимаю, но… ну не верю я ни в какой спейс. Ни в саб, ни в топ. Совсем не верю.

С Раймондом было... как-то очень комфортно. Учитывая, что полгода назад для меня чем-то невообразимым было восемьдесят… неплохой такой прогресс. Он… не знаю даже, как это выразить… наверное, любил меня ремнём. И да, с одной стороны, это было очень и очень приятно, но с другой… мне нужно не это. Совсем не это.

Мне нужен палач. Теперь я знаю это абсолютно точно. Не любящий отец, а именно палач. Безжалостный тиран. Истязатель. Экзекутор.

Но вернёмся к сессии. Я немного отдохнула после порки, а затем сама попросила поставить меня на гречку. С прищепками на сосках, разумеется. И со связанными за спиной руками. Очень хотела сделать ему минет, наплевав на свое табу на секс на сессии… но не решилась предложить. Католик, всё-таки. А вдруг обидится? Мне это совсем не нужно.

До этого меня ставили на гречку всего пару раз. Виктор ставил. В Лондоне. Господи, как же жаль его. Тридцать восемь лет… и всё. Какая же дурацкая смерть. Какому-то подонку не хватало на дозу. Мне было с ним так… хорошо а теперь… Теперь он спит вечным сном на Хайгейтском кладбище, а я… а я здесь. Вполне себе живая. И даже счастливая. Место выбрала его бывшая… жуткое. Надо же было додуматься…

В 70-х годах на этом кладбище происходили странные события. То на прохожих будто бы нападали жаждавшие крови вампиры, то в темноте выплывали навстречу бесплотные фигуры, исчезавшие неизвестно куда... Нашлись даже охотники за вурдалаками, которые вскрывали наиболее подозрительные гробницы и вонзали в область сердца покойников осиновые колья... После этого входы в склепы были замурованы. Через пару лет всё прекратилось, но дурная слава у кладбища осталась.

Первый раз Виктор поставил меня на гречку двадцать минут. Это были – без преувеличения – самые долгие минуты моей жизни. Я чуть не умерла в той гостинице. Но выдержала. Второй раз было уже немного легче.

С доктором Раймондом я выстояла сорок пять минут. Даже не почувствовала. То есть, боль была, конечно… но какая-то очень слабая и… отдаленная. Хотя гречка ровно та же самая. Только из «Пятерочки», а не из… никак не могу запомнить название этого польского магазина в Лондоне.

И вроде он ничего особенного не делал. Просто сидел рядом на гигантской кровати – сексодроме – и гладил меня. Нежно так гладил. И очень целомудренно. По волосам, лицу, плечам… К груди даже не прикоснулся. Даже когда прищепки ставил (через 20 минут снял, правда). Хотя мне ну просто ооочень хотелось, чтобы он меня… потискал, в общем.

Мне вообще много чего хотелось. И руки и ноги ему целовать… пришлось, правда, сдержаться. Уж очень он мне напоминал… католического священника, наверное (было в нём что-то от святого Дона Боско). И чтобы трахнул он меня грубо и жестко – и во влагалище, и в анус, и в рот (понятно впрочем, что ни о первом, ни о втором, ни о третьем речи быть не могло). И чтобы он… в общем, много чего я там нафантазировала.

Но ничего из этих моих фантазий так в реале и не воплотилось. А воплотилось… в общем, именно поэтому я и начала этот дневник.

Я встала с гречки, он развязал мне руки… Одевать не стал, я оделась сама. А потом… потом он сказал мне…

«Я хочу сказать тебе нечто очень важное, Нелли». Сделал многозначительную паузу, затем продолжил:

«Я в Теме давно. И здешнюю Тему посмотрел; и европейскую, и американскую. И вот что я тебе скажу: у тебя совершенно необычная тематичность. Одухотворённая»

Я уже было загордилась… но он уточнил.

«Это не обязательно так уж хорошо. Ибо духовность разная бывает. Может вознести вверх, а может и отправить в прямо противоположном направлении. Туда, где очень больно, очень одиноко, очень холодно и очень страшно. И длится всё это вечность

Я похолодела. Ибо они имел в виду Ад. Я хоть и совсем не религиозна… но что-то от моего православного прошлого во мне осталось. В частности, боязнь Ада. Нехилая такая боязнь.

«И что же мне делать? » - не скрывая своего беспокойства, спросила я.

Доктор Раймонд вздохнул. Его явно тяготили эти добровольные обязанности лекаря. Лекаря человеческих душ.

«Разобраться в себе. Понять, откуда пришла эта твоя тематичность. Сверху или… снизу. И куда она тебя ведёт. Вверх или вниз»

«А если вбок? Разве равнин не бывает? »

«Не бывает равнин в духовном развитии. Человек либо развивается, либо деградирует. Закон психологии, однако. Третьего не дано»

Он сделал ещё одну паузу.

«И всё же» - настаивала я. «Что конкретно мне делать? »

Он пожал плечами.

«Заведи дневник. Ты же просто блестяще пишешь. Там, где тебя никто не знает. И делись своими мыслями, фантазиями, опытом. Важно, чтобы сайт был маленький – со строгими правилами регистрации. И чтобы тематики на нём были знающие, опытные и здравые. Думаю – даже уверен – что рано или поздно с их помощью разберёшься»

«Вы можете такой порекомендовать? » - с надеждой спросила я.

Он кивнул

«Могу»

Раймонд назвал сайт.

«Я бы тебе посоветовал к священнику сходить…»

Я напряглась.

«… но у тебя же аллергия на всё с церковью связанное. С любой»

«Стойкая и прочная»

«Тогда дневник»

И вот я здесь. Это первая запись в моём дневнике. Вводная. Потом будут и другие. Много других.
Охотник оторвал взгляд от экрана. И телефон, и все компьютеры и Раймонда и Нелли уже давно были у него под техническим контролем. Поэтому он уже за несколько часов до сессии знал, где и когда. Гостиница на Сухаревке работала по тому же принципу, что и лондонский «Даллетт» - только наличные, никаких документов, никаких имен и никаких вопросов.

Поэтому он совершенно спокойно забронировал номер за два часа до появления сладкой (или не очень) парочки. На час. И не менее спокойно номер этот радио-теле-фицировал. Хороший, надо отметить, номер. Даже с джакузи.

Впрочем, это неважно. А важно, что никакой опасности для его дела доктор Раймонд не представляет. Не те у него энергии. И хорошо, что не те. И сущностям он служит не тем. И хорошо.

Ибо это только что спасло доктору жизнь. А Охотнику… а Охотнику придётся дожидаться появления в жизни Нелли другого верхнего персонажа.

Жреца Аластора.